С трудом разбирал почерк. Отрывался от текста, когда встречалось незнакомое слово. Думал о прочитанном. Снова возвращался к началу. Опять углублялся в
ЗАПИСКИ БАРОНА ГЕНРИХА ФОН ФАСБИНДЕРА:
«Ход войны в России22 июня. Сейчас раннее утро. Я стою в полутора километрах от государственной границы с Россией. В стереотрубу мне видна как на ладони укрывшаяся в редком лесу застава русских. Железная армия фюрера, сжавшись пружиной, ждет с нетерпением той минуты, когда несгибаемая его воля укажет ей путь и она, распрямляясь, рванется вперед и сомнет все на своем пути. А вот и наступил этот момент. Торжественно раскатился над утренней солнечной землей первый, самый первый в войне с большевистской Россией залп наших орудий. Уже скрежещут траками по булыжнику дороги наши танки. В небе видна цепочка устремившихся на восток «юнкерсов». На заставе у русских начался переполох. Они в чем попало — вон один даже без брюк — носятся между зданиями… Какой восхитительный момент! Нет, надо быть поэтом, чтобы передать все это в словах… От стереотрубы меня тянет за рукав кителя мой дорогой покровитель — штурмбанфюрер. Ему тоже хочется окинуть глазами все, что творится там, во вражьем стане. Я уступаю ему место и только тут начинаю понимать, какой приятный подарок преподнес он вчера мне. Он позвонил мне поздно вечером и попросил явиться к нему. Приветливо встретив меня, он взял со стола эту карманную книжечку, в которой я сейчас пишу, и вручил ее мне, полушутливо-полусерьезно проговорив: «Записывай свои впечатления». Нет, какой он предусмотрительный! Я завидую ему, восхищен им. Он по праву занимает свое место в партии. Если каждый солдат фюрера такой, то с его армией можно идти на завоевание не только России, которая, по словам Геббельса, и без нас разваливается. С ней можно покорять вселенную.
25 июня. Дранг нах Остен! Только так. Да, только так. Русские сопротивляются из последних сил, но дни их жизни сочтены. Провидение ведет нас к цели. Рок занес над ними свой карающий меч. Еще несколько дней — и Красная Армия будет разбита, рассеяна, что даст нам возможность триумфальным маршем двигаться на восток. А дни стоят удивительные: солнце, теплынь, все кругом радует душу. Хочется ехать и ехать — куда угодно, только бы не стоять на месте. Не понимаю, что за охота обуяла наших солдат: они на привалах раздеваются догола и греют животы, теряя драгоценное время.
28 июня. Посетил свое родовое курляндское имение. Земли прекрасные. Недаром у мамаши столько воспоминаний от ее поездки туда еще в начале тридцатых годов.
1 июля. Нас ведет Провидение и Фюрер. Фюрер человек необычный, гениальный, посланный нам судьбой. В этом убеждаешься сразу, как только обозреваешь события, развернувшиеся в России. Грандиозность их неоспорима. Мы идем почти беспрепятственно, а там, где остатки Красной Армии, правильнее, остатки недобитых фанатиков, оказывают сопротивление, мы сметаем их огнем и мечом… Нет, я восхищен! Еще одна-две недели — и Россия или запросит мира, или просто поразбежится, так как контроля со стороны большевиков, по существу, сейчас никакого уже нет ни над населением, которое им еще подвластно, ни над армией, которая у них кое-где остается.
Есть сведения, что мы вышли на старую русскую границу.
6 июля. Это уже точно — пал Остров. Мы уже приготовились переезжать в Псков, который должен быть взят если не с часу на час, то в крайнем случае завтра.
В комендатуре офицер рассказывал, что войска «Центра» идут еще успешней. Он называл города, области, которые мы уже взяли: даже не верится, что скоро падет их столица — Москва. Все-таки Гитлером руководит Провидение. Бог смилостивился над нами и помогает нам в нашей мести России за все, что за века причинила она нам. Этим русским свиньям я не простил бы уже одного — уничтожения ими Тевтонского ордена на озере возле Пскова (забыл, как называется это озеро, — черт с ним, мы изменим его название) — и заставил бы за это расплачиваться неслыханной ценой.
10 июля. Я даже не подозревал, что к войне мы так хорошо подготовлены: у нас существуют даже инструкции, в каких случаях как убивать русских и тех, кто поднимает на нас хоть мизинец или является большевиком. Поражен и восхищен. Удивительная пунктуальность, четкость! Так умеют работать разве еще… часы — добротные швейцарские часы…
11 июля. От Пскова веет в душу стариной и запустением. Контрасты — цивилизация и варварство — уживаются бок о бок. Если бы не жара, можно было бы рассмотреть его получше. Не исключена возможность, что скоро войска уйдут дальше. Впереди Ленинград — старая колыбель русской революции, как назвал этот город при допросе один большевик. Да, об этом негодяе тоже стоит сказать немного. Он или ненормальный, или… боюсь сказать. Но под такими пытками продолжать упираться может только маньяк. Вы, говорит, еще за все расплатитесь, фашистская мерзость. Болван, даже не понимает, что мы не фашисты, а нацисты. Посмотреть на него приехал и мой штурмбанфюрер — не выдержал такого оскорбления и разрядил в него парабеллум, а когда увидал, что мне стало немного страшно, назидательно произнес: «Учись. Мы должны вытравить из себя наши проклятые сантименты: власть падает к ногам людей, сильных духом, а мы идем брать власть у целых народов». После этого я занимался самоанализом — сантимент у меня действительно есть и его надо самым жестоким образом искоренять через жестокость к врагам Третьего Рейха. «Никакой пощады этим варварам!» — вот наш лозунг.
16 июля. Моя склонность к путешествиям поставила меня перед восхитительным фактом: в деревушке Залесье я встретил очаровательную колхозницу. Это не девка. Это настоящая Венера варварского племени. И в самом деле, в этой полудикой и непонятной стране — такое божественное создание… копает землю наравне с мужчиной, возит навоз из конюшни… Французы утверждают, что они создали три блага: женщину, книгу и кухню. Книга погубила французов, она сделала их плоть ненасытной, а дух хилым. Они подчинили себя женщине, и в этом смысле стали смешны, как ребенок возле юбки матери. У русских на этот счет есть специальное слово, наиболее емко вобравшее смысл этого процесса, — «обабились». Только мы, немцы, все соразмерили. Наша женщина радует нас прежде всего тем, что она — это даже отразил наш фольклор — знает кухню, любит церковь, умеет одеться и смотреть за детьми. Четко, строго, без всяких излишеств. А вот русские, этот навоз для арийской расы, они ничего не даровали своим женщинам, кроме того, что научили их рожать по дюжине ребятишек, которые растут потом, как дикари, без всякого присмотра. А второе, что они даровали женщине, — так это то, что придумали колхоз и заставили ее работать наравне с мужиком. Это на языке большевиков называется эмансипацией женщины. Безмозглые существа! Они не понимают, что женщина создана для семьи, для удовольствия. Это, к слову, также говорит о невысоком уровне развития этих дикарей… с антропологической стороны.
21 июля. Я вынужден был согласиться про себя, что я не дворянин, а неисправимый бюргер. Дело в том, что эту красавицу из Залесья я встретил в Пскове. Встретил и… раскис перед ней, а она оказалась дочерью крупного большевика и сама работала в большевистских органах. Упустил. Непростительно. Ее фамилия Морозова. Валентина Морозова… Уговорил шефа, чтобы направил меня наводить наш порядок по деревням. Там, на периферии, буду переламывать себя. Не может быть, чтобы я, ариец по происхождению и крови, не переломил себя — я должен стать таким, как мой учитель и покровитель.
28 июля. Какие-то сплошные загадки. К черту! Хватит путешествовать. Так можно остаться и без головы. Меня спасла случайность… Но кто же мог устроить нам засаду? Вероятно, какие-нибудь шатающиеся красноармейцы или большевики, объединившиеся в банду. Не страна, а одни загадки.
30 июля. Все. Произошел серьезный разговор с милым моим штурмбанфюрером. Я попросил его. Он попросил других. И вот теперь я буду знать только одну работу — работу в гестапо, так сказать, чистую работу стану исполнять. И что примечательно в ней — теперь не ко мне потянется рука бандита, а я сам потянусь к нему своими руками.
2 августа. По сведениям, на периферии творится что-то непонятное. Русские, оказывается, не просто варвары, они — фанатики. В деревнях самовластие: назначаем старосту, а когда уезжаем, тот снимает с себя полномочия или правит для видимости, честных же старост убивают бандиты. На дорогах идет разбой. Бандитов население называет партизанами и всячески потворствует им. Нашим войскам становится трудно передвигаться.
5 августа. От Клары пришло письмо. Она осталась такой же восхитительной и легкомысленной девочкой. Пишет, что каждый вечер выезжает на своей гнедой кобыле в Тиргартен. Встретила будто там мою маму — каталась в коляске, которую привезли ей в подарок из Франции в прошлом году друзья нашего дома. Все будто бы восхищены успехами армии на Востоке. Ждут нас, готовые преклонить перед нами свои прекрасные головки. Очаровательно! Даже трудно представить, как к осени, когда кампания закончится, станут нас, победителей, встречать на родине. Путь наш устелют, видно, розами — живыми розами.
